...Плакали крыши старых домов, сожалея об ушедших днях. Дождь стучал в их окна, барабанил по жестяным подоконникам, стекал длинными серебряными струями по немытым стеклам. Но дом оставался глухим к его слезам - он сожалел о прошлом, об ушедшем счастье. Дом зарылся с головой в старые пожелтевшие альбомы, и неспешно листал картонные страницы, с которых растрескавшимися черно-белыми улыбками радовались давно ушедшие люди; он перебирал морские раковины и открытки с курортов, чьи-то браслеты и старые вылинявшие ленты для волос; Дом грустно вздыхал, понимая, что эти люди больше никогда не вернутся, и досадливо отмахивался от льющего слезы Дождя, который отчаянно бился о железные прутья ржавых кованых решеток, которыми были забраны двери Дома. Порою Дождь утихал, холодными мокрыми пальцами поглаживая черные стены Дома, порою, всхлипывая, вновь с диким грохотов и воем в голос бился в закрытую дверь, но… это ничего не меняло. И Дождь решил, что он не нужен больше, что его любовь, его забота и ласка лишь мешают. Дождь ушел; тучи рассеялись, выглянуло Солнце. Оно быстро осушило лужи, горячими губами сцеловало капли с крыши Дома, а затем, смеясь, наблюдало, как черное круглое ядро проламывает стены, листами сдирает жесть с крыши и разносит в щепки резное крыльцо. А когда от старого Дома уже почти ничего не осталось, Солнце, соскучившись, спряталось за тучу – оно не желало ни минуты находиться рядом с тем, кто не нашел в себе силы бороться и жить, и никогда уже не возвращалось на это место. Лишь Дождь порой приходил сюда, касаясь своими холодными ладонями острых обломков стекла и дерева, и серебряные слезинки капали, не переставая. От Дома остались лишь воспоминания – клочки прошлого, которые он так любил.